Большие грустные стихи

Заштопанное сердце
Не болит,
Скорее ноет, режет тонко душу.
А может, только сделав вид,
Пытается казаться равнодушным.
Моя душа стремилась к красоте,
К любви и нежности, но только без тревоги.
Но оказавшись почему-то в темноте,
Забыло напрочь к свету все дороги.
И неумело латочку на сердце наложив,
Оно хотело быть чуть-чуть счастливым ...
Как будто за день, сотню лет прожив,
Сердечко словно стало сиротливым.
И непонятно как-то вздрогнув, сжалось вдруг.
От безразличных слов чужих и строгих,
Как будто молния сверкнувшая вокруг,
Его разбила, сделав одиноким ...
Из ранки кровь сочится, словно капли слёз.
На снег всё падают и пятна оставляют.
Так плачут ветки раненых берёз,
А позже там уж листья вырастают.
Смирившись с жизнью и своей душой,
Сердечко ровно в ритм стучит устал
Как будто это было не со мной,
Как будто в чувства верить перестало ...

2

Когда-то я стану бабушкой,
Седой и корявой старушкой
В засаленном старом фартушке,
С привязанной к попе подушкой.
И, ползая неуверенно, cебе помогая клюшкой...
Нет, нет, я совсем не уверена,
Что буду такой старушкой.
С зажатой в зубах сигареткой,
С блестящей сережкой в ухе
Я буду старой кокеткой
На зависть другим старухам.
Я буду внучке подружкой,
А внуку - партнершей в танце.
Я буду смотреть порнушку
И сочинять романсы.
Я расскажу своим внукам,
Пока им еще не известно,
Что жизнь - занятная штука,
Что жить так интересно.
Я их научу смеяться
В голос, а не украдкой,
Я их научу держаться
За жизнь эту мертвой хваткой.
И как-то снежной зимою,
Свой коньячок попивая,
Устало глаза прикрою,
Скажу: «Неплохо жила я».
И сложатся в холмик камушки,
Травой зарастет пригорок...
Когда-то я стану бабушкой,
Но, думаю, очень нескоро.

3

А я, на свет сегодня появлюсь,
Сегодня день для моего рожденья.
Немножечко волнуюсь и боюсь,
Впервые будет каждое мгновенье.
Впервые я заплачу и вздохну,
Впервые улыбнусь во сне кому то,
На свет в окне впервые посмотрю
И видеть мамочку мою впервые буду.
Она меня, наверное, возьмет,
Обнимет нежно, к сердцу прижимая.
И песенку тихонечко споет,
Давая грудь и, на руках качая.
А за окном будут кричать «Ура!»
Пускать шары, размахивать цветами.
И целый мир будет встречать меня
С распахнутыми настежь городами.
Пора! И я стараюсь со всех сил,
Чтобы скорей прервались мамы муки.
Но …кто железный тазик подложил?
И где врачей заботливые руки?
Как быть, я уже скоро упаду
Головку разобью о таз железный
Эй, кто-нибудь, ведь я же так умру
И будет плакать мама безутешно.
Я маме в сердце ножкой постучусь!
«Я, мама, падаю, мне подстели простынку!»
Как ножке холодно, от сердца я стужусь?
Но, почему у мамы сердце – льдинка…

4

Вот и всё, с тобою мы расстались
Только дети общие остались,
Ты родной им, как и я родная
Грустная история такая.
Долго за тебя с тобой я билась,
Долго с пьянкою твоей мирилась,
Но любовь ты выбил сапогами,
Да своими грязными словами.
А она всё выла и хрипела
Очень жить моя любовь хотела.
Сапоги слезами омывала,
Но тебе как будто было мало.
Что за радость находил ты в этом,
Издеваясь надо мной, ответь мне?
Знать хочу я, почему так больно
Делал мне и этим был доволен.
А ты помнишь, как мы раньше жили,
Как друг друга сильно мы любили,
Как с детьми в походах мы бывали,
Пели у костра и танцевали.
Мы с тобою и душой и телом
Были в это время одним целом,
Но два разных человека уж давно,
Умещаются теперь в тебе одном.
Если трезв пришёл и взор твой ясен,
Значит мир мой снова стал прекрасен.
Шею я руками оплету,
Губы жаркие к губам твоим прижму.
Значит время дал ты мне опять,
Полюбить тебя и помечтать.
Но ты пьяным приходил всё чаще,
Видно водка, чем то была слаще.
Господи да в чём же её сила!
Что она тебя, у нас отбила.
Да отбила так, что подменила,
Стало страшно жить с тобою, милый.
Эти кулаки, ножи, угрозы
Их и дети ведь боялись тоже.
Но последней каплей, ночь та стала,
Когда дочка наша закричала.
И остались в памяти кошмаром
Твои руки у неё под одеялом.
Я ведь расставаться не хотела
Ещё долго я навзрыд ревела,
Но теперь с детьми вздохнём мы вольно,
Хватит с нас опасностей, довольно!

5

Я тебя никому не отдам -
Замерзающий плакал котенок,
Умудренный не по годам,
Рыл он снег серебристый под кленом.
Навсегда я останусь с тобой,
Я спасу нас обоих от стужи,
Потому что под этой луной
Мне никто больше в мире не нужен,
Я сейчас закопаю нас в снег,
Там тепло, отогреются лапки,
Мимо быстро прошел человек,
В зимней куртке и пуховой шапке.
А потом все опять расцветет,
Будет солнце сиять над землей,
И никто никогда не поймет,
Что пришлось пережить нам с тобой.
Ты держись, не смотри, что я мал,
Что в кровь изодрались лапки,
Я не выдохся, просто устал,
Ничего, нам помогут боги,
Нет, серьезно, я слышал о них,
Есть такие кошачьи боги.
Даже ветер в долине стих,
Слушал сказ малыша у дороги.
А котенок копал и копал,
Вспоминая о солнечном лете,
Он, безумец, еще не знал,
Что остался один на свете.
Рядом с ним, на седом полотне,
Еще теплое тело лежало,
А из глаз, по мохнатой щеке,
Золотая слезинка бежала.
Эй, малыш, перестань копать,
Все -равно ей уже не поможешь,
Будет лучше тебе поспать,
О нее погреться ты сможешь,
Но безумец не слышит, сопит,
Он не сдастся теперь холодам
И упрямо во мглу твердит,
Я тебя никому не отдам.
Время - за полночь, люди спят,
Находясь в поддельном раю,
У котенка глаза блестят,
Он закончил работу свою,
Тихо, тихо ступая на снег,
Подошел туда, где трупик лежал
И почти как человек,
Он на ушко ей прошептал-
Милая, милая моя, я с тобой,
Я тебя никому не отдам,
Я у клена, под снежной горой,
Нам построил постельку, НАМ,
Он туда перенес ее,
А потом закопался сам,
Колыбельную пел мороз,
Но ее не услышать вам,
Колыбельная эта для тех,
Кто любовью всю жизнь живет,
Забывая о бедах своих,
Только верность в крови несет,
Он, безумец, в холодном снегу,
Он за ближнего душу отдал,
До последнего мига, в бреду,
Он за шею ее обнимал...

6

Дорогой, подойди к телефону.
Женский голос, наверно, она.
Жаль, что ей неизвестны законы —
Не звонить, если дома жена.

Ты растерян, мой милый, расстроен,
Прячешь в дым выражение глаз.
Что нас в этой истории трое,
Поняла я, поверь, не сейчас.

Но не надейся, дорогой,
Что я отдам тебя другой.
Я двадцать раз с тобой прощусь
И двадцать раз к тебе вернусь.
Я двадцать раз тебе навру,
Что завтра вещи соберу,
И двадцать раз, и двадцать раз
Все будет снова, как сейчас.

Мы друг другу с тобой не чужие,
Сколько их, вместе прожитых дней!
Не молчи, дорогой, расскажи мне,
Я хочу знать всю правду о ней.
Сколько лет, как зовут, кто такая
И что значит она для тебя.
буду слушать я, слезы глотая,
Ненавидя и всё же любя.

7

Решительно печальных строк моих
Не хочешь ты ответом удостоить;
Не тронулась ты нежным чувством их
И презрела их сердцем успокоить!
Не оживу я в памяти твоей,
Не вымолю прощенья у жестокой!
Виновен я: я был неверен ей;
Нет жалости к тоске моей глубокой!
Виновен я: я славил жен других…
Так! но когда их слух предубежденный
Я обольщал игрою струн моих,
К тебе летел я думой умиленной,
Тебя я пел под именами их.
Виновен я: на балах городских,
Среди толпы, весельем оживленной,
При гуле струн, в безумном вальсе мча
То Делию, то Дафну, то Лилету
И всем троим готовый сгоряча
Произнести по страстному обету;
Касаяся душистых их кудрей
Лицом моим; объемля жадной дланью
Их стройный стан; — так! в памяти моей
Уж не было подруги прежних дней,
И предан был я новому мечтанью!
Но к ним ли я любовию пылал?
Нет, милая! когда в уединеньи
Себя потом я тихо проверял,
Их находя в моем воображеньи,
Тебя одну я в сердце обретал!
Приветливых, послушных без ужимок,
Улыбчивых до шалости младой,
Из-за угла Пафосских пилигримок
Я сторожил вечернею порой;
На миг один их своевольный пленник,
Я только был шалун, а не изменник.
Нет! более надменна, чем нежна,
Ты все еще обид своих полна…
Прости ж навек! но знай что, двух виновных.
Не одного, найдутся имена
В стихах моих, в преданиях любовных.

8

Я в серых буднях растворилась
Среди работы, мелкой суеты.
Все приняла, со всем смирилась,
Совсем ушла, разрушила мосты...

Все как хотел, я подчиняюсь,
Любой каприз я выполняю твой.
Дни ночи медленно сменяют.
Я больше не нарушу твой покой!

Но странно, стоя у порога
Еще прислушиваюсь, жду тебя.
Очерчена твоя дорога
И сердце бъеться ровно без меня.

И в сны твои я не являюсь,
Из жизни просто вычеркнул меня
И от тебя все дальше отдаляюсь
Лишь образ твой так бережно храня.

9

Да, больно. Нет, коплю, не плачу.
Я всё стерплю. Я не могу иначе.
Пусть разобъётся сердце на осколки,
Пусть крылья вырвут мне, я не заплачу.
Я буду всё хранить в секрете.
Я буду изнутри сгорать, ломаться,
Мне очень больно. Я терплю.
Я не могу вот так сорваться.
Я замолчу, когда захочется кричать.
Я буду улыбаться и сиять,
Скрывая свою боль за маской.
Когда захочется сорваться
Я рот закрою. Пусть слёзы потекут,
Пусть буду медленно на части рассыпаться,
Я промолчу. Я буду до конца держаться.
Да, больно. Нет, молчу, не плачу.
Всё почему? Я не могу иначе...

10

Вместе они любили
сидеть на склоне холма.
Оттуда видны им были
церковь, сады, тюрьма.
Оттуда они видали
заросший травой водоем.
Сбросив в песок сандалии,
сидели они вдвоем.

Руками обняв колени,
смотрели они в облака.
Внизу у кино калеки
ждали грузовика.
Мерцала на склоне банка
возле кустов кирпича.
Над розовым шпилем банка
ворона вилась, крича.

Машины ехали в центре
к бане по трем мостам.
Колокол звякал в церкви:
электрик венчался там.
А здесь на холме было тихо,
ветер их освежал.
Кругом ни свистка, ни крика.
Только комар жжужал.

Трава была там примята,
где сидели они всегда.
Повсюду черные пятна —
оставила их еда.
Коровы всегда это место
вытирали своим языком.
Всем это было известно,
но они не знали о том.

Окурки, спичка и вилка
прикрыты были песком.
Чернела вдали бутылка,
отброшенная носком.
Заслышав едва мычанье,
они спускались к кустам
и расходились в молчаньи —
как и сидели там.